В ответ на мою статью «Сколько же лет селу Иглино?» в номере районной газеты от седьмого июня был опубликован материал заместителя редактора В. Г. Старухиной «А есть ли основания для ревизии иглинской истории?», в котором автор выразил свое, отличное от моего, мнение о времени основания села Иглино и помещице Елене Иглиной.
В статье бездоказательно отмечается, что «многие иглинцы не согласны с точкой зрения Ф. Тикеева». В связи с этим возникают такие вопросы: когда и кто проводил подобные исследования? Где их письменные результаты? Разрешите мне высказать еще раз свое мнение по этому поводу и категорическое несогласие с некоторыми утверждениями В. Старухиной.
Я также «целиком и полностью» согласен с автором, «… чтобы они (новоселы района) знали подлинную историю села, …подтвержденную документами и свидетельствами старожилов» (последнее не является веским научным доказательством: бабушка надвое сказала – Ф.Т.).
Именно с такой целью, уважаемая Вера Георгиевна, я решил ответить Вам через газету. Во-первых, самим названием материала Вы призываете эту тему закрыть на века как окончательно решенную. Не напоминает ли это Ваше предложение давно прошедшие времена господства коммунистической идеологии в советской печати?!
Газетная статья не позволяет мне подробно остановиться на всех поднятых вопросах. Невозможно в ней подробно говорить о «татарах-тептярах» (кстати, тептярами называли не только татар); объяснить все случаи фиксации в архивных документах деревень Белекес-Мелекес-Белекасово; описать посещение д. Белекес академиком Палласом, для которого почти все нерусские народы были татарами; анализировать архивные документы 1663 года и т.д. Но важно то, что речь идет об одном и том же населенном пункте – деревне Белекес-Мелекес Кубовской волости Уфимского уезда! А вот это доказуемо архивными документами.
Известный ученый, доктор исторических наук М.И. Роднов в архивах Санкт-Петербурга обнаружил завещание Елены Иглиной. Обратимся к этой важной находке ученого. Завещание составлено 22 марта 1824 года (чуть более года до ее кончины – Ф.Т.). Помещица, согласно документу, пригласила в свое имение Белекес-Мелекес свидетелей для составления завещания. Среди них были генерал-лейтенант князь В. Е. Ураков (из соседней деревни Кирилловка), коллежский советник и орденоносец П. Н. Пекарский (из Базилеевки), секунд-майор и орденоносец С. Н. Зубов (из д. Касимова), подполковник и орденоносец К. К. Тимашев (из д. Тимашево).
Вот некоторые выдержки из этого завещания, которые вносят ясность во многое (все выделения мои – Ф.Т.):
«Во имя живоначальной и нераздельной Троицы, отца и сына и святого духа, я, нижеподписавшаяся жительствующая Оренбургской губернии Уфимского уезда в сельце Белегес (что ныне по вно[вь] строющейся церкви село Архангельское) вдова майорша Елена Иванова по муже Иглина, будучи в твёрдом уме, здравом разсудке и совершенной памяти, но чувствуя слабость здоровья моего, при ниже подписавшихся отце духовном и свидетелях, учинила сие домовое духовное завещание...
… 4-е. Дворового моего человека Алексея Петрова с женою Авдотьею Егоровою и дочерью Аксиньею отдаю в вечное и потомственное владение племяннице моей подполковнице Варваре Евграфовне Кублицкой.
5-е. Дворовой моей жёнке Елизавете Степановой, отпущенной прежде сего с мужем её на волю, за верные её ко мне услуги, назначаю вообще с мужем образ во имя Святителя Николая в серебрянном окладе, избу, анбар, две лошади, три овцы, арженого и ярового хлеба по пятидесяти, а всего сто пуд, с тем, чтоб оные избу и анбар, а в среди их сени поставить общими крестьян моих силами как следует на место жительства их с обгородкою и всего дома затем...
6-е. За верные ко мне услуги и усердие, так как у меня детей нет, увольняю после смерти моей вечно на волю, а до оной быть в полном моём распоряжении и повиновении, доставшихся мне по наследству после родителя моего и состоящих ныне по последней 7-й ревизии, платящем податей в означенном выше селении моём, дворовых моих людей и крестьян, а именно: дворового 1-го. Емельяна Яковлева с женою Катериною Михайловою, детьми Павлом, Феоктистой и Софьей, 2-го Прокофья Иванова с женою Надеждою Николаевою, детьми Васильем, Петром и Онофрием, 3-го Кузьму Егорова с детми Евмением, Иваном и Татьяной, 4-го Фрола Викторова с женою Пелагеей Васильевою и с их новорождёнными после ревизии обоего пола детьми, коим вознаграждение дать каждому семейству из моего посеенного по одной десятине орженого и ярового хлеба, а из оставшегося скота по две лошади, какие случится, по три овцы, коров же сколько тогда при доме моём будет, разделить по ним не изключая и жёнки Елизаветы Степановой. Крестьян (перечисляются все)».
Надо думать, Иглина диктовала завещание по заранее составленному списку. На волю крестьян отпускала с землей, конкретно указав место, чтоб не было потом споров.
Помещица все делала по закону: крепостные получали ее долю, а мужнина часть отходила племяннице Угличининой. От себя добавим: в крепостническую зависимость.
«12-е. … Всему завещаемому мною ныне имению объявляется по совести цена, а именно: назначенному госпоже Угличининой и наследникам её пять тысяч рублей, госпоже Кублицкой четыреста рублей, дворовым моим людям и крестьянам с землями дватцать пять тысяч рублей».
Итак, все факты налицо: в 1824 году Елена Иглина пишет завещание в своем родовом имении – селе Белегес Константиновской церкви (ныне с. Иглино); крепостных крестьян своих с определенной доплатой из своего состояния она распорядилась освободить от рабства лишь после своей смерти; причем, это касалось только ее крепостных, а не мужниных, которые не освобождались от крепостной зависимости, а передавались родной племяннице супруга П.В. Угличининой; дворового работника Алексея Петрова с женою Авдотьею и дочерью Аксиньею отдала в вечное и потомственное владение своей племяннице В. Е. Кублицкой; как исключение или единственный пример можем привести только это: дворовая Елизавета Степанова с мужем «за верные ее услуги» была освобождена от крепостничества при жизни хозяйки; в завещании бывшим крепостным поручалось чинить крышу храма и ограду, отапливать церковь.
Крепостным крестьянам отходили 25000 рублей из общей стоимости поместья 30400 рублей.
В 13-ом пункте завещания было записано: «…если кто из дворовых людей и крепостных причинит хозяйке после написания завещания грубости, неповиновение или обращаться будет в воровстве, лености, пьянстве или другом каком законопротивном поступке», Иглина имела право таких из завещания исключить и от крепостной зависимости не освобождать.
Таким образом, Елена Иглина своих крестьян при жизни от крепостного рабства не освобождала. На это есть ее прямые указания: помещица пошла на такой шаг лишь потому, что у них не было наследников. Будь у нее дети, она непременно записала бы всех своих и мужниных крестьян на них, а не оставила бы их без наследства.
Несмотря на это, определенных заслуг у этой помещицы не отнять, о чем сказано немало. Однако за 37 лет до отмены крепостного права Е.И. Иглина (Асоргина) не отпустила, как пишете Вы и некоторые мои земляки, своих крестьян на волю, а распорядилась отпустить их только после своей кончины, а до этого они оставались в полном ее подчинении и распоряжении. Нельзя «притягивать за уши» то, чего не было.
По всем другим вопросам, поднятым в моем первом выступлении, я остаюсь при своем мнении и убедительно отвечаю на свой же вопрос: нашему райцентру 23 октября сего года исполняется не 233 года, как было принято считать до сих пор, а 356 лет!
А как думаете вы, дорогие мои земляки?
кандидат исторических наук, заслуженный работник культуры РФ,
заслуженный работник печати и СМИ РБ, отличник образования РБ.